ПРЕСС-РЕЛИЗЫ

Ключевым словом для многих художников поколения Линдина стало «мистификация».
Однако уход собратьев по цеху в Зазеркалье и их последующее карнавальное появление в причудливых масках, по-видимому, мало занимают воображение автора представленных здесь работ.

Зачем? Ведь главная тайна сокрыта в простых, привычных и зачастую почти растворенных в обыденности вещах. Отсюда и преобладающий цвет палитры – серый.
Он не отвлекает, не мешает сосредоточиться, но в то же время он никогда не вторичен, до отказа наполнен водой, светом, ветром, сумерками или дождем…

Серый - это не цвет настроения, скорее это лакмусовая бумага, которая при соприкосновении с холстом чудесным образом проявляет все изысканные оттенки создаваемой работы, ее многомерность.
Предметы и фигуры, изображенные на холсте, не живут в безвоздушном пространстве, воздух, которым наполнены работы, подвержен тем же вибрациям, которые изначально заданы художником. Космос города, мир Чистых прудов – это живая жизнь, ежедневно и ежесекундно прислушивающаяся к тому или иному музыкальному мотиву.

Город равнодушен к равнодушным, но находится в постоянном диалоге с теми, кто знает его язык и кому не безразличны его меняющиеся настроения…

Среди беспредметных работ Линдина особенно выделяются те, что вопреки или благодаря желанию самого художника уже несут в себе некую предопределенность настроения. Иногда это печаль, пронизанная любовью, иногда мечта об абсолютном одиночестве, зачастую тревожные поиски дороги - к себе самому, к дому, затерянному среди лабиринта квадратов…

Но есть и другие работы: работы-загадки, полные притворного равнодушия, работы-призраки…хотя призраки, пожалуй, неверно, ведь именно эти работы наиболее реальны и весомы, и, быть может, именно им предстоит вступить в борьбу с неумолимым временем. Правда, время неумолимо, по отношению к нам, зрителям, созерцающим произведения искусства.

Что же касается творцов, то у них отношения со временем особые.

И, быть может, Евгений Линдин один из тех немногих избранных, которые могли бы сказать о себе словами древнего японского поэта:

Стремительное время
со мной одним сверяет шаг,
благословляя тихие прогулки.

М. Сетюкова, 2006 г.

Евгению Линдину не нужно строить из себя идиота или разыгрывать буйнопомешанного, чтобы выглядеть современным художником. Он вообще не стремится выглядеть.

На вопрос «Быть или казаться?» Линдин твердо отвечает «Быть» и теперь он просто ЕСТЬ художник.
Но вы не увидите его работающим в мастерской под крышей старого дома на Сретенке. Скорее там клуб встречи друзей…
Поэтому холсты и графические листы, растущие со скоростью бамбуковой рощи, вызывают недоумение: или добрая фея посылает своему любимцу чудесных помощников? Или же Линдин овладел магией растяжения внутреннего времени, как когда-то Пророк успел, побывав в раю, подхватить кувшин, опрокинутый им при отбытии.

Стоит чуть дольше задержать взгляд на «как бы» абстрактных работах Линдина, и границы раздвигаются – это живопись ни о чем, это натурные зарисовки какого-то странного, отдельного мира, втиснутого в зазор между двух будней, туда не проникнуть острым взглядом Ворошиловского стрелка, скорее наоборот, «зоркие соколы» наблюдают размытую, завуалированную узнаванием жизнь.

И это «сфуматто» может достичь такой плотности, что становится покрывалом, укутывающим реальность. Много имен у этого покрывала: Майа, Исида, Иллюзия, Шехина – у древних было время поразмышлять над природой «обманки» и найти способ проникнуть за нее. Неторопливые размышления достались прошлому, но, к счастью, в настоящем пока есть художники, которые никогда не удовлетворяются «узнанным», ошибочно принимаемым за увиденное. На пиру восприятия, среди тьмы званых смотреть, именно они избранны видеть.

И Евгений Линдин, «благодаря» миопии, граничащей со слепотой, также призван видеть, ведь он, в отличие от многих, просто не замечает наброшенное на мир покрывало.
И, что самое главное, он не только видит, что за ним, но и стремится перевести увиденное на понятный язык. И тогда под его рукой возникает удивительный изначальный мир: бестелесные дома-призраки, пятна близоруких глаз окон, что алчно всматриваются в бархатную ночь…

Смотришь и вдруг начинаешь понимать, что все это уже видено в каком-то другом временном потоке, наверное, таким оседает в детской памяти ночной, еще не «узнанный» город. И, наверное, такими, как на композициях Линдина, выглядят города микромира в тонком слое слезы, покрывающей роговицу, когда в беззаботное время Начал мы могли, щурясь на солнце, проникнуть в их жизнь, а теперь, во времена Окончаний, глядя на работы художника, открыть двери в тайники своей памяти, где лежит запыленный, так и не узнанный, наш личный потеря.
Альберт Егозаров, 2001 г.